"The core of all life is a limitless chest of tales" (с)
Название: Хроники Бранденбург-Пруссии.
Фандом: Hetalia: Axis Powers.
Автор: Selen34.
Персонажи: Бранденбург (Лореляй фон Брандт)|(/)Пруссия (потенциальный пейринг), Польша, упоминаются Дания, Швеция, Франция, правители.
Рейтинг: G.
Жанры: джен, гет, повседневность.
Размер: сборник драбблов (будет пополняться).
Описание: «… мало кто помнит, но когда-то, давным-давно, на окраине Священной Римской Империи существовало княжество под названием Бранденбург-Пруссия…»
Мало кто знает, но начиналась история этих двоих вовсе не как сказка. Ибо только вышедший из-под прямого контроля Лукашевича Гилберт и слышать ничего не хотел о том, чтобы подчиняться какой-то девчонке, а тихая, воспитанная и покладистая Лореляй относилась к другим государствам с опаской, и не зря.
Дисклаймер: Хеталию - Химаруе, образ Лореляй - мой.
От автора: история возникновения образа Бранденбурга (немного сумбурная) - здесь.
Обоснуй: осторожно, очень многабукав! 1) В 1525 Великий Магистр Тевтонского Ордена Альбрехт Бранденбургский, перейдя в протестантизм, по совету Мартина Лютера секуляризовал земли Тевтонского ордена в Пруссии, превратив их в светское герцогство, находящееся в ленной зависимости от Польши. После его смерти ситуация в Пруссии вновь осложнилась. С 1578 года Пруссией стали управлять регенты из немецкой династии Гогенцоллернов. Его больной сын, Альбрехт Фредерик, практически не принимал участия в управлении герцогством.
Согласно Краковскому договору, заключенному в 1525 году с Польшей при образовании герцогства Пруссия, при прекращении мужской линии у потомков герцога Альбрехта и трех его братьев Пруссия должна была войти в состав Польши. Пока был жив Альбрехт Фридрих, представители династии Гогенцоллернов не теряли надежды на благоприятный для них исход дипломатической борьбы за прусское наследство. Польша хотела бы включить Пруссию в свой состав, но там помнили печальный опыт с протестантской Швецией. Пруссия тоже была протестантским государством. В итоге Польша и Бранденбург разрешили вопрос половинчатым образом, устраивающим обе стороны. Польша заручилась поддержкой Бранденбурга на тот случай, если король Сигизмунд III Ваза решится силой вернуть себе шведский трон. А бранденбургский курфюрст Иоахим Фридрих Гогенцоллерн получил от Польши согласие на наследование власти в Пруссии.
Так как у Альбрехта Фредерика не было сыновей, Иоахим Фридрих женил своего сына Иоанна Сигизмунда на Анне Прусской, дочери Альбрехта, в надежде установить династическое родство и после его смерти присоединить земли Пруссии к Бранденбургу. Так и случилось. В 1618 Альбрехт Фредерик умирает, и прусское герцогство переходит курфюрсту Бранденбурга Иоанну Сигизмунду, который создал личную унию между двумя государственными образованиями, продлившуюся 83 года.
2) "Королёк", которого упоминает Польша, - это Сигизмунд III Ваза, король польский и великий князь литовский (с 1587 года), а также король шведский (с 1592 по 1599). Будучи избран на престол Речи Посполитой, Сигизмунд стремился объединить под своей властью Речь Посполитую и Швецию. На короткое время ему это удалось. В 1592 году он объединил под личной унией оба государства, но в 1595 году шведский парламент избрал герцога Седерманландского регентом Швеции вместо отсутствующего короля. Сигизмунд потратил большую часть своей оставшейся жизни на попытки вернуть себе обратно утраченный престол.
3) В 1596 году Сигизмунд перенес столицу из Кракова в Варшаву.
(Вся информация взята из Википедии)
1. О наследовании и престолонаследии. О наследовании и престолонаследии.
В Варшаве Лореляй была впервые: предыдущие политические встречи и договоры между правителями её и Феликса проходили в Кракове. Ей приходилось слышать, что эта смена столицы произошла несколько лет назад по желанию польского короля, с которым Лукашевичу пришлось немало намучиться. И, судя по всему, мучения так и не закончились.
Правители и их советники встретились и прошествовали в зал для переговоров. Чуть погодя за ними последовали и две страны, на ходу обмениваясь приветствиями и незначительными фразами. Когда за ними закрылись тяжёлые створки, Лореляй хотела было пройти к людям, чтобы не упустить ни малейшей детали разговора, но Феликс, взяв гостью за руку, отвёл её в сторону. Сопротивляться фон Брандт не стала: похоже, Польше было что сообщить ей, и информация эта в большей или меньшей степени конфиденциальна, не для человеческих ушей.
Феликс облокотился на подоконник, задумчиво глянул в сторону, не торопясь начать беседу – испытывал терпение союзницы. Впрочем, он заговорил сразу же, стоило Лореляй сделать шаг в сторону центра комнаты, где уже начинались разгорячённые дебаты – кажется, из-за условий Краковского договора, касавшихся герцогства Пруссии.
- Я бы без сомнений оставил его себе, - лениво протянул Лукашевич, прищурив хитрые зелёные глаза и подняв подбородок. Похоже, так он хотел создать видимость взгляда «сверху вниз», раз уж он ростом в сравнении с Лореляй не вышел.
Фон Брандт эту попытку оставила без внимания; она непоколебимо стояла перед Феликсом с идеально прямой спиной, и то, что она чувствует себя не в своей тарелке, выдавал лишь немного растерянный взгляд. Мимолётно она удивилась тому, что здесь нет верного друга Феликса, с которым они вместе составляли могущественную Речь Посполитую. Хотя нет, всё было правильно: Краковский договор был заключён ещё до их объединения, и Торису Лоринайтису не было смысла лезть в это дело.
- Но понимаешь, в чём, типа, дело. – Польша оттолкнулся от подоконника и принялся медленно кружить вокруг неподвижно замершего маркграфства Бранденбург. – Гилберт – протестант, будь он неладен.
- Это из-за неудачи с Оксеншерной? Он ведь тоже протестант, - смутно припомнила что-то такое Лореляй.
Феликс запустил пальцы себе в волосы и недовольно скривился.
- Ты типа тотально права! Неприятное было дело, и повторять совершенно не хочется. А если ещё и этот взбрыкнётся – эдак я королей на них не напасусь!
Лореляй подавила смешок – слишком уж забавным выглядел в этот момент Лукашевич, - но улыбку скрыть не смогла. Кажется, несмотря на то, что не осталось наследников герцога Альбрехта, она получит Пруссию в своё полное распоряжение. А новые земли, которые больше не придётся ни с кем делить, - это всегда хорошо.
- Так что пусть этот стервец тебе нервы треплет, - закончил свою мысль Феликс, и положительный настрой фон Брандт несколько угас: о выходках польского – теперь бывшего – вассала не слышал только глухой.
- А в ответ? – неохотно осведомилась Лореляй.
- Что в ответ? – Тут бы поляку изобразить святую простоту, но слишком лукаво сверкнул он глазами, чтобы в его искреннее непонимание можно было поверить.
- Что ты хочешь от меня в обмен на полноправное распоряжение герцогством Пруссией? – доходчиво объяснила Лореляй.
- А-а-а, это! – Феликс довольно ухмыльнулся. – Я хочу, чтобы ты мне тотально помогла, если мой бывший королёк решит силой вернуть Бервальдов трон. Это никому, типа, не будет в радость, правда?
И он фамильярно хлопнул Лореляй по плечу. Той пришлось согласиться, и не то чтобы через силу: сделка выходила в её пользу, ведь если «королёк» успокоится, то ей ничего не придётся делать. Настроение портила лишь перспектива встречи с непокорным герцогством…
Чуть погодя Лореляй обнаружила ещё одну причину для недовольства: в конце уже подписанного нового договора мелкими буковками было нацарапано, что герцогство Пруссия по-прежнему остаётся в ленной зависимости от Польши. А она-то всё удивлялась, почему хитрюга Лукашевич так довольно щурился ей вслед...
2. О подчинении и завоевании. О подчинении и завоевании.
Злой, как сто тысяч чертей, Гилберт направлялся в замок Бранденбург, где в очередной раз будет решаться его судьба как государства. Гордый прусс и рад был бы заявить во всеуслышание, что Великий всегда решает свою судьбу сам, но, увы, из века в век люди забывали спросить его собственное мнение. Да и какое из него сейчас государство? Да во времена Тевтонского Ордена он, даже не будучи страной, имел куда больше свободы. А теперь хоть и вышел, наконец, из-под контроля проклятого поляка и его дружка, но только для того, чтобы – чёрт побери! – подчиниться какому-то Бранденбургу.
Строго говоря, как герцогство он давно имел общих правителей с этим маркграфством, но вынужден был по-прежнему слушать Лукашевича. В общем, ситуация не улучшилась. Ну ни на йоту! И это выводило Великого из себя. Ещё больше его бесил тот факт, что Бранденбург, который доселе отказывал ему в «чести» лицезреть его ухоженное личико, - девчонка, не снизошедшая до встречи со своим анклавом. Во всяком случае, то, что это девчонка, утверждал Польша, и не то чтобы у Гилберта были причины ему верить – а то с поляка сталось бы соврать! Но, если внимательно присмотреться к последним историческим событиям вокруг Бранденбурга и его политике, становилось ясно, что есть в этом что-то… бабское. По крайней мере, так считал Байльшмидт. А его мнение, как известно, абсолютно. (Другое дело, что не все об этом знают.)
Вдалеке показались башни замка. Гилберт широко усмехнулся и пришпорил коня. Только что ему в голову пришла великолепная идея. Что ему стоит показать этой девице, кто здесь на самом деле хозяин? Бранденбург – девчонка, а значит, слабачка. Следовательно, одержать над ней верх ему не составит никакого труда.
При этом Байльшмидт как-то позабыл, что маркграфство имеет не самое дружелюбное окружение: не только Польша, но ещё и Дания, Швеция, далёкая, но амбициозная Франция… И как бы «всего лишь девчонка» смогла продержаться на плаву среди таких вот воинственных мужчин, будучи не в состоянии постоять за себя?
Во дворе замка Гилберт, лихо спрыгнув с коня, оставил жеребца на попечение подбежавшего мальчишки-конюха и широким шагом, будто он тут самый главный, направился внутрь. Вперёд, к новому будущему и захвату новых земель!
… Встретив насторожённый, немного неприязненный взгляд серых глаз – и это несмотря на вроде бы доброжелательную и приветливую улыбку! - Гилберт на миг запнулся, но тут же довольно оскалился: всегда интереснее, когда тебе бросают вызов.
Вот только он не знал, что на взятие этой крепости он потратит - ни много ни мало - около восьмидесяти лет…
3. О первых впечатлениях. О первых впечатлениях.
Стоя друг напротив друга, они смотрят: он – до неприличия пристально, во все глаза; она – честно и открыто, смело встречая его колючий взгляд. Обоим есть, к чему придраться во внешности друг друга.
Гилберт надменно вскидывает подбородок, взирая на фон Брандт сверху вниз. Он знает только одну деву-воительницу, и Бранденбург на неё совсем не похожа. Мелкая, в сравнении с Великим, выряженная в платье, хотя даже так взгляду не за что зацепиться, с тонкими-тонкими запястьями (кажется, возьми и чуть сожми, и сломаются), со спокойным лицом и такими же глазами – ну где здесь хоть капля воинского духа?! Что-то стоящее в ней есть разве что с эстетической точки зрения – а вот это уже не к нему. Единственное, что его действительно в ней привлекает (даром что он в этом не признается), - это её светлые, в медовый оттенок, волосы. Длинные, наверное, до полу, а сейчас, заплетённые в тугую косу толщиной с кисть его руки и перекинутые через плечо вперёд, они достают ей ниже талии. Пушистые – свободные локоны вокруг лица чуть вьются на концах, щекоча щёки, а пышная короткая прядь спадает на лоб. И – донельзя забавно (и втайне умилительно) – небольшой вихор на макушке, будто крохотная корона. До чего же глупо.
Широко раскрытые серые глаза внимательно рассматривают гостя в ответ из-под пышной чёлки. Лореляй не нравится, как чужак окидывает её с головы до ног оценивающим взглядом, который вскоре становится пренебрежительным.
Ах, вот как, господин Байльшмидт? Что ж, вам самому есть, чем похвастаться. За такую внешность ещё пару столетий назад сжигали на костре – причём, вполне возможно, ваши же духовные братья - тевтоны. Сколько раз вам приходилось избегать сей трагичной участи? Впрочем, не думаю, что вам захочется отвечать на этот вопрос, верно? Однако своим внешним видом вы по праву гордитесь – вам явно нравится выделяться из толпы, нравится отличаться от прочих, причём не в лучшую сторону, и со своего положения высокомерно взирать на всех. Пепельно-белые волосы, бледный лик, недобро горящие красные глаза… Вас никогда не сравнивали с каким-нибудь дьявольским созданием? Или с богом войны? Хотя нет, для последнего ваши военные походы слишком часто оказывались сокрушительно неудачными. А ведь сила в вас видна невооружённым глазом… Вот только не всё на свете решается силой. Вы ещё не задумывались над тем, как вы достались мне, нет? Значительную роль здесь сыграло везение… Правда, теперь я склонна считать его злым. Ведь, боюсь, нам не удастся сойтись характерами… Даже немного жаль.
Взаимная неприязнь ощущается кожей. Гилберт поводит затёкшими от неподвижности плечами – чтобы и размяться, и без слов выразить своё отношение ко всему происходящему. Нельзя сказать, что его расстраивает складывающееся положение дел, - вовсе нет: ему необязательно, чтобы он нравился и его любили. Страх внушать куда выгоднее… но не всегда легко. А эта, несмотря ни на что, бояться отказывается. Естественно – никто не пугается заранее. Продемонстрировать, что ли, свою силу в ближайшее время…
Сосредоточившись на своих впечатлениях о новом сюзерене, Гилберт не сразу осознаёт, что ей, в общем-то, нет дела до его не совсем обычной внешности. Люди (бранденбургские советники, вельможи, даже правитель и тот в какой-то момент вздрогнул) шушукаются, неотрывно глядя на него искоса. Ни одно другое воплощение страны не может похвастаться тем, что настолько отличается от простых смертных.
А ей всё равно.
И, главное, как благовоспитанная девица, опускает глаза, так что чёлка отбрасывает тень на лицо, и смотрит в пол.
Так бы и схватил за ворот платья и встряхнул, раз уж бить её рука поднимается с неохотой. Ударить на поле боя – одно, а так… пусть живёт.
У Байльшмидта появляется странное, почти дикое желание показать ей, кто тут хозяин, и он действительно подходит вплотную к неподвижно застывшей фон Брандт. Уверенно, с силой берёт за подбородок и запрокидывает кверху, чтобы смотрела в лицо, чтобы знала, с кем имеет дело. Всколыхнулись пушистые волосы, сдвинулись к переносице брови, тонкие пальцы протестующе вцепились в его руку в рыцарской перчатке, а во взгляде наконец-то проявляется нечто, похожее на вызов… Гилберт успевает победоносно усмехнуться, прежде чем ему становится всё понятно.
Лореляй скорее чувствует, чем видит смену эмоций на его лице, и расслабляется. И смотрит на него так, будто у неё в запасе всё терпение Вселенной.
Правый глаз был серо-голубым, как привычное небо над головой, а левый – серо-зелёным, что напомнило ему о мрачных непроходимых германских лесах, где самоуверенных беспечных римлян поджидали в засаде гордые германцы, не желавшие быть покорёнными. Хотя в те времена Гилберта ещё не было на свете, и эту историю он слышал из чужих уст.
Годы спустя то, что у Лореляй, назовут гетерохромией, а таких, как Гилберт, окрестят альбиносами. Научно будет выяснено, что причина одна и та же – нехватка пигмента меланина в организме. Но пускай это никого не смущает.
Байльшмидт опускает руку (на запястье остаются следы от хватки Лореляй, но он их нескоро заметит) и делает шаг назад. Фон Брандт решает не придавать инциденту особого значения и чуть натянуто, но по-прежнему вежливо улыбается.
Пруссия в ответ только хмурится.
У них не получится быть полноправными союзниками. Она должна стать его вассалом и рано или поздно, отдав ему все земли и богатства, уступить и исчезнуть. Иначе выйти не может.
Продолжение следует...
Фандом: Hetalia: Axis Powers.
Автор: Selen34.
Персонажи: Бранденбург (Лореляй фон Брандт)|(/)Пруссия (потенциальный пейринг), Польша, упоминаются Дания, Швеция, Франция, правители.
Рейтинг: G.
Жанры: джен, гет, повседневность.
Размер: сборник драбблов (будет пополняться).
Описание: «… мало кто помнит, но когда-то, давным-давно, на окраине Священной Римской Империи существовало княжество под названием Бранденбург-Пруссия…»
Мало кто знает, но начиналась история этих двоих вовсе не как сказка. Ибо только вышедший из-под прямого контроля Лукашевича Гилберт и слышать ничего не хотел о том, чтобы подчиняться какой-то девчонке, а тихая, воспитанная и покладистая Лореляй относилась к другим государствам с опаской, и не зря.
Дисклаймер: Хеталию - Химаруе, образ Лореляй - мой.
От автора: история возникновения образа Бранденбурга (немного сумбурная) - здесь.
Обоснуй: осторожно, очень многабукав! 1) В 1525 Великий Магистр Тевтонского Ордена Альбрехт Бранденбургский, перейдя в протестантизм, по совету Мартина Лютера секуляризовал земли Тевтонского ордена в Пруссии, превратив их в светское герцогство, находящееся в ленной зависимости от Польши. После его смерти ситуация в Пруссии вновь осложнилась. С 1578 года Пруссией стали управлять регенты из немецкой династии Гогенцоллернов. Его больной сын, Альбрехт Фредерик, практически не принимал участия в управлении герцогством.
Согласно Краковскому договору, заключенному в 1525 году с Польшей при образовании герцогства Пруссия, при прекращении мужской линии у потомков герцога Альбрехта и трех его братьев Пруссия должна была войти в состав Польши. Пока был жив Альбрехт Фридрих, представители династии Гогенцоллернов не теряли надежды на благоприятный для них исход дипломатической борьбы за прусское наследство. Польша хотела бы включить Пруссию в свой состав, но там помнили печальный опыт с протестантской Швецией. Пруссия тоже была протестантским государством. В итоге Польша и Бранденбург разрешили вопрос половинчатым образом, устраивающим обе стороны. Польша заручилась поддержкой Бранденбурга на тот случай, если король Сигизмунд III Ваза решится силой вернуть себе шведский трон. А бранденбургский курфюрст Иоахим Фридрих Гогенцоллерн получил от Польши согласие на наследование власти в Пруссии.
Так как у Альбрехта Фредерика не было сыновей, Иоахим Фридрих женил своего сына Иоанна Сигизмунда на Анне Прусской, дочери Альбрехта, в надежде установить династическое родство и после его смерти присоединить земли Пруссии к Бранденбургу. Так и случилось. В 1618 Альбрехт Фредерик умирает, и прусское герцогство переходит курфюрсту Бранденбурга Иоанну Сигизмунду, который создал личную унию между двумя государственными образованиями, продлившуюся 83 года.
2) "Королёк", которого упоминает Польша, - это Сигизмунд III Ваза, король польский и великий князь литовский (с 1587 года), а также король шведский (с 1592 по 1599). Будучи избран на престол Речи Посполитой, Сигизмунд стремился объединить под своей властью Речь Посполитую и Швецию. На короткое время ему это удалось. В 1592 году он объединил под личной унией оба государства, но в 1595 году шведский парламент избрал герцога Седерманландского регентом Швеции вместо отсутствующего короля. Сигизмунд потратил большую часть своей оставшейся жизни на попытки вернуть себе обратно утраченный престол.
3) В 1596 году Сигизмунд перенес столицу из Кракова в Варшаву.
(Вся информация взята из Википедии)
1. О наследовании и престолонаследии. О наследовании и престолонаследии.
В Варшаве Лореляй была впервые: предыдущие политические встречи и договоры между правителями её и Феликса проходили в Кракове. Ей приходилось слышать, что эта смена столицы произошла несколько лет назад по желанию польского короля, с которым Лукашевичу пришлось немало намучиться. И, судя по всему, мучения так и не закончились.
Правители и их советники встретились и прошествовали в зал для переговоров. Чуть погодя за ними последовали и две страны, на ходу обмениваясь приветствиями и незначительными фразами. Когда за ними закрылись тяжёлые створки, Лореляй хотела было пройти к людям, чтобы не упустить ни малейшей детали разговора, но Феликс, взяв гостью за руку, отвёл её в сторону. Сопротивляться фон Брандт не стала: похоже, Польше было что сообщить ей, и информация эта в большей или меньшей степени конфиденциальна, не для человеческих ушей.
Феликс облокотился на подоконник, задумчиво глянул в сторону, не торопясь начать беседу – испытывал терпение союзницы. Впрочем, он заговорил сразу же, стоило Лореляй сделать шаг в сторону центра комнаты, где уже начинались разгорячённые дебаты – кажется, из-за условий Краковского договора, касавшихся герцогства Пруссии.
- Я бы без сомнений оставил его себе, - лениво протянул Лукашевич, прищурив хитрые зелёные глаза и подняв подбородок. Похоже, так он хотел создать видимость взгляда «сверху вниз», раз уж он ростом в сравнении с Лореляй не вышел.
Фон Брандт эту попытку оставила без внимания; она непоколебимо стояла перед Феликсом с идеально прямой спиной, и то, что она чувствует себя не в своей тарелке, выдавал лишь немного растерянный взгляд. Мимолётно она удивилась тому, что здесь нет верного друга Феликса, с которым они вместе составляли могущественную Речь Посполитую. Хотя нет, всё было правильно: Краковский договор был заключён ещё до их объединения, и Торису Лоринайтису не было смысла лезть в это дело.
- Но понимаешь, в чём, типа, дело. – Польша оттолкнулся от подоконника и принялся медленно кружить вокруг неподвижно замершего маркграфства Бранденбург. – Гилберт – протестант, будь он неладен.
- Это из-за неудачи с Оксеншерной? Он ведь тоже протестант, - смутно припомнила что-то такое Лореляй.
Феликс запустил пальцы себе в волосы и недовольно скривился.
- Ты типа тотально права! Неприятное было дело, и повторять совершенно не хочется. А если ещё и этот взбрыкнётся – эдак я королей на них не напасусь!
Лореляй подавила смешок – слишком уж забавным выглядел в этот момент Лукашевич, - но улыбку скрыть не смогла. Кажется, несмотря на то, что не осталось наследников герцога Альбрехта, она получит Пруссию в своё полное распоряжение. А новые земли, которые больше не придётся ни с кем делить, - это всегда хорошо.
- Так что пусть этот стервец тебе нервы треплет, - закончил свою мысль Феликс, и положительный настрой фон Брандт несколько угас: о выходках польского – теперь бывшего – вассала не слышал только глухой.
- А в ответ? – неохотно осведомилась Лореляй.
- Что в ответ? – Тут бы поляку изобразить святую простоту, но слишком лукаво сверкнул он глазами, чтобы в его искреннее непонимание можно было поверить.
- Что ты хочешь от меня в обмен на полноправное распоряжение герцогством Пруссией? – доходчиво объяснила Лореляй.
- А-а-а, это! – Феликс довольно ухмыльнулся. – Я хочу, чтобы ты мне тотально помогла, если мой бывший королёк решит силой вернуть Бервальдов трон. Это никому, типа, не будет в радость, правда?
И он фамильярно хлопнул Лореляй по плечу. Той пришлось согласиться, и не то чтобы через силу: сделка выходила в её пользу, ведь если «королёк» успокоится, то ей ничего не придётся делать. Настроение портила лишь перспектива встречи с непокорным герцогством…
Чуть погодя Лореляй обнаружила ещё одну причину для недовольства: в конце уже подписанного нового договора мелкими буковками было нацарапано, что герцогство Пруссия по-прежнему остаётся в ленной зависимости от Польши. А она-то всё удивлялась, почему хитрюга Лукашевич так довольно щурился ей вслед...
2. О подчинении и завоевании. О подчинении и завоевании.
Злой, как сто тысяч чертей, Гилберт направлялся в замок Бранденбург, где в очередной раз будет решаться его судьба как государства. Гордый прусс и рад был бы заявить во всеуслышание, что Великий всегда решает свою судьбу сам, но, увы, из века в век люди забывали спросить его собственное мнение. Да и какое из него сейчас государство? Да во времена Тевтонского Ордена он, даже не будучи страной, имел куда больше свободы. А теперь хоть и вышел, наконец, из-под контроля проклятого поляка и его дружка, но только для того, чтобы – чёрт побери! – подчиниться какому-то Бранденбургу.
Строго говоря, как герцогство он давно имел общих правителей с этим маркграфством, но вынужден был по-прежнему слушать Лукашевича. В общем, ситуация не улучшилась. Ну ни на йоту! И это выводило Великого из себя. Ещё больше его бесил тот факт, что Бранденбург, который доселе отказывал ему в «чести» лицезреть его ухоженное личико, - девчонка, не снизошедшая до встречи со своим анклавом. Во всяком случае, то, что это девчонка, утверждал Польша, и не то чтобы у Гилберта были причины ему верить – а то с поляка сталось бы соврать! Но, если внимательно присмотреться к последним историческим событиям вокруг Бранденбурга и его политике, становилось ясно, что есть в этом что-то… бабское. По крайней мере, так считал Байльшмидт. А его мнение, как известно, абсолютно. (Другое дело, что не все об этом знают.)
Вдалеке показались башни замка. Гилберт широко усмехнулся и пришпорил коня. Только что ему в голову пришла великолепная идея. Что ему стоит показать этой девице, кто здесь на самом деле хозяин? Бранденбург – девчонка, а значит, слабачка. Следовательно, одержать над ней верх ему не составит никакого труда.
При этом Байльшмидт как-то позабыл, что маркграфство имеет не самое дружелюбное окружение: не только Польша, но ещё и Дания, Швеция, далёкая, но амбициозная Франция… И как бы «всего лишь девчонка» смогла продержаться на плаву среди таких вот воинственных мужчин, будучи не в состоянии постоять за себя?
Во дворе замка Гилберт, лихо спрыгнув с коня, оставил жеребца на попечение подбежавшего мальчишки-конюха и широким шагом, будто он тут самый главный, направился внутрь. Вперёд, к новому будущему и захвату новых земель!
… Встретив насторожённый, немного неприязненный взгляд серых глаз – и это несмотря на вроде бы доброжелательную и приветливую улыбку! - Гилберт на миг запнулся, но тут же довольно оскалился: всегда интереснее, когда тебе бросают вызов.
Вот только он не знал, что на взятие этой крепости он потратит - ни много ни мало - около восьмидесяти лет…
3. О первых впечатлениях. О первых впечатлениях.
Стоя друг напротив друга, они смотрят: он – до неприличия пристально, во все глаза; она – честно и открыто, смело встречая его колючий взгляд. Обоим есть, к чему придраться во внешности друг друга.
Гилберт надменно вскидывает подбородок, взирая на фон Брандт сверху вниз. Он знает только одну деву-воительницу, и Бранденбург на неё совсем не похожа. Мелкая, в сравнении с Великим, выряженная в платье, хотя даже так взгляду не за что зацепиться, с тонкими-тонкими запястьями (кажется, возьми и чуть сожми, и сломаются), со спокойным лицом и такими же глазами – ну где здесь хоть капля воинского духа?! Что-то стоящее в ней есть разве что с эстетической точки зрения – а вот это уже не к нему. Единственное, что его действительно в ней привлекает (даром что он в этом не признается), - это её светлые, в медовый оттенок, волосы. Длинные, наверное, до полу, а сейчас, заплетённые в тугую косу толщиной с кисть его руки и перекинутые через плечо вперёд, они достают ей ниже талии. Пушистые – свободные локоны вокруг лица чуть вьются на концах, щекоча щёки, а пышная короткая прядь спадает на лоб. И – донельзя забавно (и втайне умилительно) – небольшой вихор на макушке, будто крохотная корона. До чего же глупо.
Широко раскрытые серые глаза внимательно рассматривают гостя в ответ из-под пышной чёлки. Лореляй не нравится, как чужак окидывает её с головы до ног оценивающим взглядом, который вскоре становится пренебрежительным.
Ах, вот как, господин Байльшмидт? Что ж, вам самому есть, чем похвастаться. За такую внешность ещё пару столетий назад сжигали на костре – причём, вполне возможно, ваши же духовные братья - тевтоны. Сколько раз вам приходилось избегать сей трагичной участи? Впрочем, не думаю, что вам захочется отвечать на этот вопрос, верно? Однако своим внешним видом вы по праву гордитесь – вам явно нравится выделяться из толпы, нравится отличаться от прочих, причём не в лучшую сторону, и со своего положения высокомерно взирать на всех. Пепельно-белые волосы, бледный лик, недобро горящие красные глаза… Вас никогда не сравнивали с каким-нибудь дьявольским созданием? Или с богом войны? Хотя нет, для последнего ваши военные походы слишком часто оказывались сокрушительно неудачными. А ведь сила в вас видна невооружённым глазом… Вот только не всё на свете решается силой. Вы ещё не задумывались над тем, как вы достались мне, нет? Значительную роль здесь сыграло везение… Правда, теперь я склонна считать его злым. Ведь, боюсь, нам не удастся сойтись характерами… Даже немного жаль.
Взаимная неприязнь ощущается кожей. Гилберт поводит затёкшими от неподвижности плечами – чтобы и размяться, и без слов выразить своё отношение ко всему происходящему. Нельзя сказать, что его расстраивает складывающееся положение дел, - вовсе нет: ему необязательно, чтобы он нравился и его любили. Страх внушать куда выгоднее… но не всегда легко. А эта, несмотря ни на что, бояться отказывается. Естественно – никто не пугается заранее. Продемонстрировать, что ли, свою силу в ближайшее время…
Сосредоточившись на своих впечатлениях о новом сюзерене, Гилберт не сразу осознаёт, что ей, в общем-то, нет дела до его не совсем обычной внешности. Люди (бранденбургские советники, вельможи, даже правитель и тот в какой-то момент вздрогнул) шушукаются, неотрывно глядя на него искоса. Ни одно другое воплощение страны не может похвастаться тем, что настолько отличается от простых смертных.
А ей всё равно.
И, главное, как благовоспитанная девица, опускает глаза, так что чёлка отбрасывает тень на лицо, и смотрит в пол.
Так бы и схватил за ворот платья и встряхнул, раз уж бить её рука поднимается с неохотой. Ударить на поле боя – одно, а так… пусть живёт.
У Байльшмидта появляется странное, почти дикое желание показать ей, кто тут хозяин, и он действительно подходит вплотную к неподвижно застывшей фон Брандт. Уверенно, с силой берёт за подбородок и запрокидывает кверху, чтобы смотрела в лицо, чтобы знала, с кем имеет дело. Всколыхнулись пушистые волосы, сдвинулись к переносице брови, тонкие пальцы протестующе вцепились в его руку в рыцарской перчатке, а во взгляде наконец-то проявляется нечто, похожее на вызов… Гилберт успевает победоносно усмехнуться, прежде чем ему становится всё понятно.
Лореляй скорее чувствует, чем видит смену эмоций на его лице, и расслабляется. И смотрит на него так, будто у неё в запасе всё терпение Вселенной.
Правый глаз был серо-голубым, как привычное небо над головой, а левый – серо-зелёным, что напомнило ему о мрачных непроходимых германских лесах, где самоуверенных беспечных римлян поджидали в засаде гордые германцы, не желавшие быть покорёнными. Хотя в те времена Гилберта ещё не было на свете, и эту историю он слышал из чужих уст.
Годы спустя то, что у Лореляй, назовут гетерохромией, а таких, как Гилберт, окрестят альбиносами. Научно будет выяснено, что причина одна и та же – нехватка пигмента меланина в организме. Но пускай это никого не смущает.
Байльшмидт опускает руку (на запястье остаются следы от хватки Лореляй, но он их нескоро заметит) и делает шаг назад. Фон Брандт решает не придавать инциденту особого значения и чуть натянуто, но по-прежнему вежливо улыбается.
Пруссия в ответ только хмурится.
У них не получится быть полноправными союзниками. Она должна стать его вассалом и рано или поздно, отдав ему все земли и богатства, уступить и исчезнуть. Иначе выйти не может.
Продолжение следует...
@темы: Фанфикшн